В русской и советской историографии до недавнего времени земли Заонежских погостов, за исключением вкраплений монастырского и очень незначительного поместного землевладения, традиционно относились к черным. Старейшая исследовательница истории Карелии Р. Б. Мюллер отмечала, что в 1563 г. погосты оставались «районом черного (оброчного и дворцового) и церковного землевладения» и что к 1582 г. «часть оброчных земель Олонецкого погоста была приписана ко Дворцу»3. Р. Б. Мюллер исходила из того общего положения, что «черными назывались земли, обложенные государственными податями и повинностями (тяглом)», в противоположность белым, освобожденным от тягла. В ее работах вопрос о долевом соотношении оброчных и дворцовых земель в Заонежье детально не рассматривался. Но можно думать, что долю дворцовых волостей здесь в XVI веке она не считает значительной, так как ни в одной таблице они не вычленены из «оброчных».

M. M. Богословский также не считал различия в положении черносошных и дворцовых крестьян значительными, хотя и обратил внимание на изменение статуса Кижского погоста: «...ко Дворцу был, по-видимому, приписан погост Кижский. Но уже писцовая книга 1582 г. говорит о нем как о "черных волостях, что были дворцовыя волости и Конюшеннаго пути"». Далее он замечает: «В переписной книге 1646—1647 гг... деревни этого погоста, очевидно, по старой памяти названы «дворцовыми», но в общем итоге книги оне слиты совершенно с черными деревнями»5. Итак, если упоминаются конкретные дворцовые волости, то лишь в двух — Олонецком и Кижском — погостах, при этом в рамках XVI века.

Не так давно прозвучало другое мнение. В. М. Воробьев и А. Я. Дегтярев, также исходя из тезиса о незначительности различий в положении черносошных оброчных и дворцовых крестьян, относят все Заонежские погосты к фонду дворцового землевладения, причем считают их районом его «наибольшей концентрации».

Прежде всего следует определить, что мы понимаем под дворцовыми землями. Если это домениальный фонд владельческих земель великого князя, что единственно правильно с нашей точки зрения, ибо в противном случае неизбежно смешение понятий, то такое отнесение кажется нам неправомерным. По переписной книге 1678 г. на черных землях Заонежских погостов более 8 тысяч дворов. Будучи причисленными исследователями к дворцовому фонду, они существенно увеличивают удельный вес земель великого князя в общей структуре русского феодального землевладения, тем самым искажая ее.

Следует, однако, иметь в виду, что источники XVI — начала XVII века употребляют термин «дворцовые» в более широком значении. Многочисленные конфискации родовых светских вотчин, отписки «на государя» монастырских земель пополняли именно этот фонд. Допустимо, что в связи с ломкой новгородского землевладения и Заонежские погосты могли именоваться дворцовыми. В литературе отмечено, что двор-цовые земли не были однородны, что одни из них «были сходны с владельческими имениями, другие... сближались с черносошными землями» и что иногда «от дворцовых владений отделялись так называемые "государевы оброчные земли"»8.

Целесообразно проследить, как определяют принадлежность нецерковных и непоместных земель в районе источники XVII века. О писцовой книге Петра Воейкова и Ивана Льговского 1616—1619 гг., собственно и введшей определение «дворцовые» в исторический обиход по отношению ко всему району в целом, мы уже говорили. Писцовая книга Никиты Панина и Семена Копылова 1628—1631 гг., приправочным письмом для которой послужило упомянутое описание, в заглавии своем также именует погосты дворцовыми, та же фраза о дворцовых деревнях и починках предваряет описание земель в Шуйском, Кижском и Толвуйском погостах. Приступая же к описанию Шунгского погоста, «что был в вотчине за осадное от немец сиденье за Тифиным монастырем, а ныне за государем... по-прежнему», писец записывает: «...деревни, и пустоши, и селища, и займища тяглые». Так же он поступает, начиная описание Выгозерского погоста, «что отписано на государя... у толвуйского попа Ермолая», и называет их «деревни и пустоши тяглые».

Таким образом, в обоих случаях, когда писец не смог опереться на текст приправочной книги, он определил статус описываемых земель, не употребив термина «дворцовые». Можно предположить, что в других случаях он просто переписал формулировки приправочного письма.

Современные писцовым книгам 1616—1619 гг. и 1628—1631 гг. материалы приказного делопроизводства не употребляют термин «дворцовые» по отношению к району Заонежских погостов.

В уже упоминавшемся нами фрагменте какого-то документа, по всей вероятности, ошибочно включенном в «Доклад из Новгородской чети...», сведениям о сошном письме предпослана фраза: «Выписано Новгородского уезда Заонежских черных волостей ис писцовых книг Петра Воейкова да диака Ивана Льговского»10. Платежницы Заонежских погостов с писцовых книг Никиты Панина и Семена Копылова и с писцовых книг Ивана Долгорукова и Постника Ракова определяют земли здесь как «государевы», причем вторая из них озаглавлена «Платежница черных погостов Водлозерского и Оштинского станов Заонежья...»11. Приходная книга Новгородской четверти 1616—1620 гг. именует земли в Заонежских погостах черными.

Переписная книга 1646 г. в оглавлении называет деревни в Заонежских погостах государевыми черными, в начале описания каждого погоста — государевыми живущими или просто живущими13. Приведенный в конце перечень запустении озаглавлен «...в тех же в Заонежских погостах в государевых черных волостях и в деревнях... пустых деревень и дворов крестьянских...». Как видим, термин «государевы» сочетается с термином «черные».

Наконец, в переписной книге 1678 г., начало которой не дошло до наших дней, в итоговой записи читаем: «И всего в Олонецком уезде в государевых и великого князя Феодора Алексеевича... [в з]аонежских в черных волостях...».

Полагая неверным определять Заонежские погосты как район дворцового землевладения, не могу не заметить, что в исследовании В. М. Воробьева и А. Я. Дегтярева итоговая запись переписной книги 1678 г. — «И всего в Олонецком уезде в государевых [царе]вых и великого князя Феодора Алексеевича... [в з]аонежских в черных волостях...» — опубликована с прочтением вместо «царевых» «дворцовых»15. Следует учесть, что книга была подвергнута реставрации и два первых слога слова, прочтение которого проблематично, утрачены вместе с правым верхним углом листа и частью левого поля. Они могут быть восстановлены лишь по смыслу и приблизительному количеству могущих поместиться букв (общая ширина расположения текста на листе хорошо видна и равна 14.5 см). Слово было написано в конце первой сверху строки и в начале следующей.

Веселовский изучил отличия черных и дворцовых крестьян в важнейших, определяющих аспектах и выяснил следующее: во-первых, доходы с черных крестьян шли в общегосударственную казну, а доходы с дворцовых — на дворцовый обиход; во-вторых, черные крестьяне находились в ведомстве четвертей, дворцовыми ведал Приказ Большого дворца; в-третьих, черными крестьянами управляли местные воеводы, дворцовыми управлял и судил их приказчик, подчинявшийся Приказу Большого дворца; в-четвертых, тягло черных крестьян состояло из оброков, податей и повинностей (ямские подможные и прогонные деньги, городовая и мостовая поделки), тягло дворцовых — преимущественно из натуральных платежей, они не платили больших ямских денег, не несли губной повинности.

В XVI и в начале XVII века Заонежские погосты были подчинены Новгороду. Попытки ввести воеводское управление, предпринимавшиеся несколько раз в течение первой половины XVII столетия (в 1614, 1626, 1630, 1636, 1642 и 1646 гг.)17, терпели неудачу из-за противодействия местного населения18. Затем, с учреждением в 1649 г. во вновь построенном городе-крепости Олонце воеводской избы, сюда регулярно назначались воеводы и дьяки. Подчиненные Новгородской четверти, они постоянно вели переписку с приказом, о чем свидетельствуют многочисленные документы Олонецкой воеводской избы".

Анализ податей и повинностей заонежских крестьян на протяжении XVII века показывает, что в соответствии с введением на черносошных землях в конце XV века взамен всех платежей денежного и хлебного оброка послом19 основным податным платежом здесь продолжали оставаться «деньги за посопной хлеб».

Необходимо обратить внимание и на то, что А. М. Гневушев, специально занимавшийся историей архива Новгородского дворцового приказа XVII века, нигде не упоминает о Заонежских погостах как о дворцовых20. Знаток новгородских древностей Д. Я. Самоквасов, опубликовавший реестры писцовых книг, хранившихся в этом архиве, также не называет погосты дворцовыми21. Е. И. Индова, которой принадлежит фундаментальное исследование дворцового хозяйства России в первой половине XVIII века, не перечисляет Олонецкий уезд среди тех 109, где были дворцовые владения22.

Выше было показано, как в писцовых материалах XVII века из характеристики землевладельческой принадлежности района постепенно исчезает определение «дворцовые». Объяснимо и его появление.

Нет сомнений, что писцы Петр Воейков и Иван Льговский, описывавшие Заонежские погосты в 1616—1619 гг., называли все волости дворцовыми вслед за писцовой книгой Леонтия Аксакова, которой они пользовались как «приправочным письмом». Начало книги Леонтия Аксакова не сохранилось. По всей вероятности, в ней мы нашли бы ответ на вопрос, как волости, бывшие в 1582 г. «черными оброчными», превратились в дворцовые. Но даже та информация, которой мы располагаем, позволяет сделать вполне определенные выводы.

Чтобы внести полную ясность в этот вопрос, необходимо обратиться к писцовым книгам XVI века. Нас будут интересовать терминологические определения статуса района и подати.

Ломка новгородского боярского землевладения в Обонежье привела к превращению владельческих крестьян в «государевых»23. Вместо старого дохода, шедшего новгородским боярам в виде белок, хлеба издольем и послом, рыбы, денег и мелкого дохода — баранов, овчин, сыра, масла, хмеля, они стали платить денежный оброк в казну великого князя**. Первые московские писцы, как установила Р. Б. Мюллер24, не изменили даже размер крестьянских повинностей, они «только подсчитали их стоимость, перевели их на деньги»***.

Еще и в 1563 г. описание велось «по волосткам — старым боярщинам» (например «царя великого князя волость Марфинская Исакова»)25. По владельческой принадлежности писцы выделяют в Заонежских погостах деревни оброчные — «царевы великого князя», «за помещыки», «монастырские», «владычни», а также деревни земцев и своеземцев. «Выморные» владения становились «царевыми великого князя»26. Лишь однажды как дворцовые упомянуты «в Спаском погосте в Кижах царевых великого князя крестьян... в Онеге озери ловли» — 52 тони27.

В писцовой книге 1582/83 г. описание ведется уже не по старым боярщинам, а, как заметила Р. Б. Мюллер, «по-видимому, в порядке территориальной последовательности деревень». «Здесь впервые, — подчеркивает она, — писец называет землю «оброчной», «черной» или «черной оброчной», причем эти термины применяются к одним и тем же землям»28. В этой же книге впервые часть Олонецкого погоста — 20 деревень живущих и 2 пустые — названа дворцовой волостью29. Как ясно и из предыдущего описания, в 1563 г. эти 22 деревни («что бывали за владыкою и... в лете 7060-го по Цареве государеве великого князя грамоте Иван Ильич Кренев да Степан Микифоров отписали на царя государя великого князя, а в тех место деревень царь и великий князь пожаловал дал архиепископу Пимину в Вотцкой пятине в Тесове 100 обеж») отличались по составу оброка от остальных оброчных земель, хотя и не были выделены писцом. Кроме обычного денежного оброка, который в этом случае в связи с недавней отпиской детализирован («за белку, и за рыбную ловлю... и за масло, и за сено, и за тиунскую, и за ключничю пошлину, что владыка прибавил сверх жаловальные грамоты, и доходу, и за обежную дань»), крестьяне платили «дворетцкого пошлин, и дьячие, и ключничи», да сверх того хлеб послом (рожь и овес)30. Отличие сохраняется и в 1582 г. Крестьяне дворцовой волости кроме денежного оброка остальных заонежских волостей платят еще и посопный хлеб31.

Оброчные деньги в 1560-х — начале 1580-х гг. по-прежнему собирались в «царя и великого князя казну». С отменой системы кормлений в 1556—1561 гг. оброк включил в себя и бытовавшие в первой половине XVI века в Заонежских погостах либо «волостелин корм», либо «доход конюшево новгородского», что и зафиксировала книга 1563 г. Этот оброк продержался до 1584 г. Известно, что в ходе писцовых описаний начала 1580-х гг. была введена новая окладная единица — 10-четвертная обжа. Правительство продолжает начатую еще в 1560-х гг. политику унификации мелких окладных единиц по образцу проверенной в дворцовом ведомстве 5-десятинной (10-четвертной) выти32. Понятно и введение отдельного подсчета оброка с земли жилой и пустой33. В условиях нарастания экономического кризиса правительство стремится выяснить реальные размеры запустения.

Но зачем всего лишь через год после письма Андрея Плещеева предпринимается новое описание Заонежских погостов? Ответ на этот вопрос находим в ремарках осуществлявших писцовое описание региона в 1616—1619 гг. Петра Воейкова и Ивана Льговского. Именно в ходе составления писцовых книг в 1584/85 г. Леонтием Аксаковым был введен термин «дворцовые» для всех заонежских волостей, заменен обежный оклад на вытный и установлен новый оброк.

Полагаю, что официальная приписка Заонежских погостов в 1584/85 г. ко Дворцу могла быть вызвана двумя обстоятельствами.
Первое. Тяжелейший экономический кризис, развивавшийся в течение последней трети XVI века как прямое следствие роста тяжести налогов, усугубленный мором, голодом, Ливонской войной, опричным произволом и террором, еще не был преодолен. В то же время запустение, зафиксированное в Заонежских погостах писцовой книгой 1582/83 г., хотя и было значительным, тем не менее не достигало чудовищного уровня центральных и северо-западных уездов.

В Шелонской пятине к середине 1580-х гг. запустело более 90 % поселений35. Писцовые книги 1582—1583 гг., совпавшие по времени с концом Ливонской войны, рисуют картину почти полного запустения Деревской пятины — здесь осталось менее 2 % живущих обеж36. Лишь 13.6 % поселений, существовавших в середине XVI века, уцелело к 1580-м гг. в Псковской земле37. Южная часть Обонежской пятины, в конце 1560-х гг. пострадавшая от «поветрия и хлебного недороду», а в начале 1580-х гг. пережившая тяжелый мор, вступила в новое столетие в состоянии полной разрухи и запустения. А. Я. Дегтярев приводит данные А. М. Шабановой: в1601г.в16 погостах по Свири и Волхову осталось по шесть семей на погост, а 8 погостов стояли совершенно пустые.

В Заонежских же погостах к 80-м гг. XVI века запустело только около 50 % дворов. Более того, как показал проведенный Р. Б. Мюллер глубокий сравнительный анализ писцовых книг 1563 г. и 1582/83 г., Заонежские погосты в 1560—1570-е кризисные годы переживали большой хозяйственный подъем, сопровождавшийся даже приростом населения. Сумма жилых и пустых дворов почти на всей территории превысила число дворов, отмеченных в 1563 г., особенно велика она была вдоль восточного берега Онежского озера. Вывод очевиден —- «в этот район в первые годы кризиса шел значительный приток населения»39. В писцовой книге 1582/83 г. отразилось не только опустошение, но и начало процесса активного восстановления края: повсеместно крестьяне «хоромы ставят после войны ново» или даже уже «дворы поставили».

Экономические потенции края, несомненно выделявшие Заонежские погосты 1580-х гг. на фоне повсеместной разрухи, и подвигнули цареву администрацию на перечисление земли из государственного фонда в дворцовое ведомство.

Е. И. Индова, опираясь на конкретные исследования А. И. Заозерского, СВ. Бахрушина и Ю. В. Готье, постоянно подчеркивает социальную сущность дворцового землевладения как крупного феодального частновладельческого хозяйства. При расширении границ владений прежде всего принималась во внимание хозяйственная выгодность41. Права царя давали большую свободу действиям вотчинника. В то же время определенную роль в принятии решения могло сыграть и то обстоятельство, что по Плюсскому перемирию 1583 г. Корельский уезд и западная часть Ижорской земли отошли к Швеции. Олонецкий край стал пограничной территорией.
Второе. Заонежские погосты — островок относительного благополучия — привлекли интерес администрации в первую очередь с точки зрения государственной казны. Как заметила Р. Б. Мюллер, оброк, зафиксированный писцовой книгой 1582/83 г., «не изменился лишь номинально»42. С 1560-х до 1580-х гг. цена 6-пудовой четверти ржи возросла в 2.5 раза, следовательно, во столько же раз упала стоимость денег. Оброк с заонежских крестьян, взимаемый деньгами, соответственно снизился. Вздорожание хлеба сделало невыгодным денежный оброк, его относительная стоимость упала. Не потому ли в Заонежских погостах всего через год после описания Андрея Плещеева —

По писцовой книге Леонтия Аксакова — вводится новый оброк — хлебный: с выти по 6 четвертей ржи, по 10 четвертей овса и лишь с доплатой деньгами: по рублю за «мелкий доход». Обозначением новой владельческой принадлежности и явилось введение характерной для дворцового хозяйства податной единицы — выти, ничего не изменявшее по существу, так как здесь только что в ходе писцового описания 1582/83 г. была введена унифицированная 10-четвертная черносошная обжа.

Что же было дальше? Формальная сторона вопроса о налоговой политике государства в этом районе в конце XVI века представляется достаточно ясной. Анализ содержания следовавших друг за другом указов позволяет заметить, что ожидания правительства, по всей видимости, не оправдались. Собрать хлеб без недоимок в Заонежских погостах оказалось невозможно. Уже в следующем 1585/86 г., по грамоте за приписью дьяка Елизара Вылузгина, велено было брать за посопный хлеб деньгами по установленным расценкам. Оброк с выти стал составлять 8 рублей. Вскоре последовал новый указ, согласно которому во всех Заонежских погостах вводился оброк по 10 рублей с выти. По мнению Р. Б. Мюллер, «очень существенно то, что запустение было учтено правительством и в стремлении удержать оставшееся население оброк стали взыскивать лишь с вытей живущих». Это безусловно так. Необходимо лишь подчеркнуть очевидную вынужденность налоговой политики правительства в 1585—1590-х гг. относительно Заонежских погостов.
Однако пик кризиса для района был еще впереди. Он пришелся на самый конец XVI — начало XVII века и был в значительной степени определен пограничным положением. Набеги иноземцев, а затем и прямая интервенция шведов наряду с «литвой» и «русскими ворами казаками», хозяйничавших на Новгородчине в первом десятилетии XVII века, привели к катастрофическомузапустению. Еще по писцовой книге 1616—1619 гг., когда уже был очевиден набирающий силу процесс восстановления, пустые земли в отдельных Заонежских погостах составляли до 97 %, а живущие нигде не превышали пятой части освоенного земельного фонда.

Следует сказать и о том, что причисление Заонежских погостов к дворцовому ведомству в 1584/85 г. с самого начала не было достаточно определенным.
Позволю себе небольшое отступление. В книге Петра Воейкова и Ивана Льговского читаем: «...да в том же в Шуйском погосте по прежним по Левонтьевым книгам Аксакова с товарыщи 93 году в волостке в Кондопоге были дворцовые ж деревни, а ныне ими владеют Кижсково погоста из новопоставленые пустыни Спасково Преображенского Вашеостровского монастыря черный поп Давыд з братьею...»44 Старцы предъявили писцам документы («по чему им теми деревнями велено владеть») — государеву грамоту от 9 июля 99 г. (1591) за приписью дьяка Андрея Щелкалова и ввозную грамоту новгородского боярина и воеводы князя В. Ф. Скопина-Шуйского от 15 марта 100 г. (1592).

В соответствии с традицией тогдашнего делопроизводства писцы включили в писцовую книгу тексты документов полностью. Из них мы узнаем, что строитель Иосиф обратился к царю Федору Ивановичу с челобитной, в которой жаловался, что «в их Вашеостровской монастырь на церковное строенье, и на свечи, и на ладан, и на просвири, и на вино церковное государевы руги не дают, а земли-де у них пашенные нет ни одной чети», и просил: «...государь бы их пожаловал, велел дати ис черных деревень в Никольском погосте в Кондопольской волости...»45 Челобитье было удовлетворено. В грамоте, адресованной в Новгород, говорилось: «...и будет так,4 как они, строитель Иосиф з братьею, били челом», и предписывалось: «...дати... ис черных деревень... земли пашенной на 20 чети с лесом, и с рыбною ловлею, и со всяким деревенским угодьем...» При этом особо было отмечено, что «от Дворца их велено отписати».
Цитируемый текст позволяет сделать два важных наблюдения. Первое: несмотря на то, что писцовой книгой Леонтия Аксакова 1584/85 г. был введен термин «дворцовые» в отношении заонежских волостей (черных — по предшествовавшему описанию Андрея Плещеева 1582/83 г.), в начале 1590-х гг. они продолжали именоваться черными. Второе: будучи дворцовыми, земли Заонежских погостов в начале 1590-х гг. управлялись непосредственно из Новгорода. Под «Дворцом» следует понимать Новгородский приказ. Крестьяне Заонежских погостов традиционно платили подати в Новгороде. Еще в 1563 г. писцы предписывали Шунгскому погосту: «...дати... старый оброк и с наддачею в Новегороде дьяком в Дворец...»

Двойственность положения Заонежских погостов продолжалась довольно долго. С одной стороны, заонежские волости в приказном делопроизводстве 1590-х гг. именуются черными, с другой — сюда в 1612 г. был назначен приказчик Нехороший Ермолич Вельяшев. Примечателен факт назначения именно приказчика. Как отмечено С. Б. Веселовским, управление через приказчика — одно из отличий дворцовых земель от черносошных, последними управляли воеводы. Хотя не следует забывать, что Новгородчина в 1612 г. была, по существу, в оккупации, наказ Н. Вельяшев получил от воевод — князя Ивана Одоевского и «велеможного и высокороженного князя», шведа
Якоба де ла Гарди. Поэтому более важны сведения о том, что у Н. Вельяшева были предшественники. Как явствует из текста наказа, крестьяне сами обратились в Новгород с челобитной, прося прислать им приказчика и указывая, что ранее «посыланы были в Оштинский стан для крестьянского обереганья приказщики с Москвы, а ныне в Оштинском стану приказщика нет и крестьян от сторонних людей от обид оберегати, и управы меж крестьян чинити, и государевых податей сбирати некому...».

Итак, в последние полтора десятилетия XVI века и в первые без малого полтора десятилетия XVII века Заонежские погосты были причислены к дворцовому ведомству, хотя в делопроизводственной практике продолжали именоваться и черными.
С воцарением новой династии положение района меняется. Уже в 1614 г. сюда был назначен первый воевода Богдан Чулков"'". И затем вплоть до 1649 г.. когда во вновь построенном городе-крепости Олонце была учреждена воеводская изба с целью укрепления обороноспособности пограничного края, продолжалась политико-управленческая чехарда: воеводы то назначались, то отменялись. Правительство шло на поводу то у одной, то у другой части местного населения. Принято считать, что зажиточные крестьяне были заинтересованы во введении постоянного воеводского управления и в создании приказного аппарата, войдя в который они бы получили возможность «неограниченно влиять на мирские дела» и «почти бесконтрольно обирать население»51. Подавляющее большинство карельского крестьянства было против назначения воевод в погосты, так как это несло им всевозможные дополнительные издержки, притеснения от прибывавших сюда московских чиновников, поборы на содержание воеводской избы, воеводы и его приказных, а также неизбежно усиливало мелочный административный контроль за мирскими организациями.

Однако общая тенденция прослеживается отчетливо. За период с 1614 г. по 1649 г. в Заонежские погосты восемь раз назначались воеводы. Здесь побывали упоминавшийся уже Богдан Чулков (март 1614 г.), Б. И. Комынин (июль 1626 г.), С. И. Тарбеев (май 1630 г.), Д. К. Ельчанинов (январь 1636 г. — январь 1641 г.), И. Л. Шеховской (сентябрь 1642 г.), П. Хилков (1644 г.), И. И. Нащокин (февраль—сентябрь 1646 г.), вновь Д. К. Ельчанинов (январь 1649 г.)52. Наконец, в декабре 1649 г. прибыл Ф. Ф. Волконский, наделенный очень обширными не только гражданскими, но и военными полномочиями. Ему было поручено найти место, где бы «для береженья у крепостей и у воды пристойно устроить город или острог.

Было выбрано место при слиянии рек Олонки и Мегреги и начато спешное строительство крепости. Так возник Олонец. Ф. Ф. Волконский стал первым из непрерывно сменявших затем друг друга до конца XVII века олонецких воевод.

В заключение заметим, что сама политика учреждения в Заонежских погостах воеводского управления, хотя и колеблющаяся, но последовательная, более всего свидетельствует о том, что уже с 1614 г. правительство не причисляет эти земли к дворцовому ведомству. Трудно представить и возможность вопиющих злоупотреблений, допускавшихся здесь (по многочисленным свидетельствам крестьянских челобитных) отдельными временщиками-воеводами54, если бы земли Заонежских погостов были частновладельческой вотчиной царя.

Наш вывод сводится к тому, что Заонежские погосты в XVII веке — безусловно район черного оброчного землевладения, а крестьяне — черносошные, то есть государственные* тяглые. Терминология документов приказного делопроизводства, писцовых и переписных книг, подведомственность Новгородской четверти, структура податей и повинностей со всей очевидностью доказывают это.